кто под радугой пройдёт, тот найдёт своё счастье

Маленькая история как я проехала автостопом до Орехово-Зуево и обратно в Тюмень (четыре тысячи с лишним км) без остановок за трое с половиной суток ради галчонка.

Моё первое длинное одиночное путешествие да и на такое расстояние, но страшно не было и даже когда я села в первую попутку, я поняла, что не имею права развернуться. У меня была маленькая мечта, которая жила в Московской области и которая была никому не нужна и между нами было всего две тысячи км хD

У меня была легенда, ибо рассказывать истинную причину было неловко. Обычно, мне не стыдно за свою бредовую голову и поступки, но дальнобои такие славные, что порой мне было неудобно говорить, что миловидная девчушка поехала одна, в подмосковье, автостопом ради птицы, которые и на наших помойках водятся (с) мама.

В дороге было много всего, чего я не забуду: пивная фура, Мишаня, чудесный Алексей-дальнобой, у которого дочка-тоже-Вика и буквально на год младше меня, кажется у него активировался режим отца и он беспокоился обо мне больше чем я сама о себе, даже дал телефон и сказал позвонить, когда доеду, напоил меня вкуснейшим свежемолотым и свежесваренным кофе без молока и без сахара, хотя я такой не люблю, крутая старая фура 96 года, без ремней безопасности и даже намёка на них, но зато с плитой и туркой на приборной панели.

Дырявая дорога на Ижевск, настоящие лоси на рассвете, дикие зайцы и лебеди; 

Придорожное кафе с недожаренной яичницей и мерзотным кофе; Дальнобой в милых пижамных штанишках в 6 утра за Ижевском и более суток без сна. 

Бесподобный канал дальнобойщиков и пересадки с фуры на фуру по рации. 

Новый и комфортабельный MAN сиреневого цвета с премильным и рациональным водителем, который покупал мне шоколад и мороженое с фразой - "Все же девочки любят сладкое" ^ ^

И бесконечные и прекрасные пейзажи, которые сейчас мне только снятся.

Множество сменённых машин; пробки и ливни, которые обошли меня стороной и долгожданная коробка с птицей.

Водитель не говорящий по-русски (я вышла на ближайшей заправке хD); 

Засыпающий (как и я) водитель, угостивший меня энергетиком и мороженым и шоколадом, кстати, снова; 

странный тип на минивэне от которого я поспешила отсесть (карма за враньё и единичный(!) мусор на дороге, наверное); фура с цветами; 

первая и успешная попытка словить машину на стоянке;

классный водитель, который редко берёт попутчиков и с которым мы много о чём поговорили и много в чём сошлись во мнениях. Первая ночёвка в фуре (на второй полке, естественно) и наконец последняя машина до дома и вкусный салат в придорожном кафе перед самой Тюменью. 

В этой поездке было много хорошего, чего я забыла упомянуть, был и неприятный момент с мутным типом на тойоте, которому не нравился галчонок;

были моменты, когда я поспав час (не могла спать дольше, наверное, интуиция моя не позволяла дремать в машине с чужими ^ ^") ненавидела весь мир и хотела поскорее вернуться домой; были кучи машин без ремней; 

кстати, благодаря этой поездке я полюбила фуры и очень радуюсь, когда они останавливаются, особенно если я еду в паре. В них чувствуешь себя как дома...

Было много-много всего и я очень рада, что съездила и сейчас, когда меня встречает кричащий птеродактиль, я понимаю,что не зря и из этого вышла очень клёвая история.

я ослаблю ремень. обернусь великаном

осторожно тебя усажу на плечи

мы пойдем по воде на краю океана

зажигать маяки кораблям навстречу

(с) Александр

- Я носил ей черешни, и не сердился, когда она разбрасывала косточки. Переводил ей рассказы птиц с крылатого на земной, целовал – жасминово, и следил, чтобы фонари работали исправно, или хотя бы луна светила, когда она вечером шла домой.

Я читал вместе с ней книжки, был добр к ее друзьям – и они тоже сразу приняли меня, и любили, и мы очень тепло проводили время. Тяжелое молчанье я одним своим присутствием превращал в мятную тишину.

И не то, чтобы видел я в ней жену – но она дорога мне, и я хочу, чтоб она сохранила в себе весь этот невидимый обычным взглядом свет.

Он замолкает, и Юнь говорит ему
- Все в порядке, Май, теперь я ее берегу. Обещаю свозить к морю, защищать от ссор и чужих обид. Лечить горло, если ее будет болеть горло, хоть и постараюсь не касаться холодом солнечного сплетенья.

__
Вот она просыпается в воскресенье под шум прибоя, улыбается сонно, идет ставить чайник, думая по пути, чем бы покормить чаек.
Даже не сразу вспоминает, что в ее городе никогда не было моря.

(с) кит не спи

- Научи меня, - говорит, - быть прозрачней света, выверенней всех орбит, чтобы не только сама себе – путь, но и другим – тоже. Научи меня говорить, когда спрашивают, что болит, а не молчать или отвечать что-то спокойно-ласковое, например, что морским барашкам соленая вода, наверное, здорово глазки щиплет, вот они из-за этого – а еще из-за солнца – щурятся.

Научи меня не забывать ключи и звонить в первую очередь маме, когда случается что-то важное – сданный экзамен ли, повышение, или когда цветок на балконе распустился, который рос с крохотного семечка.

Научи меня видеть в косточке – дерево абрикос (то есть будущее), в песке – осколки всех когда-либо упавших звезд (то есть прошлое), в людях – их концентрированное волшебство, всевозможность чуда (речь, конечно, о настоящем).

Спину держать ровнее, смелее просить остаться, вообще быть способной сказать «оставайся, пожалуйста, мне с тобой действительно хорошо». А не пожимать плечами и говорить «ну и что», когда за кем-то захлопываются двери.

Научи меня совмещать открытость перед миром и тайну внутри себя, небесный свет и земную соль. Не разбрасываться временем и словами. Научи приходить в срок, и даже в самое горькое из времен оставаться преисполненной светом и чудесами.

Мир слушает это все улыбаясь и чуть наклонив голову. Думает - забраться на крышу, или же пригласить на танец. Для раздумий идеально подошла бы сигарета, но он уже вторую вечность как не курит.

Мир еще немножечко подождет, а потом, конечно же, поцелует.

(с) кит не спи

Не думай, что я скучаю.
У меня есть морской прибой, я его понемножечку приручаю. Никаких секретов – выходишь на берег, рассказываешь истории морю, только чтоб не о нем самом. Лучше – о пустынях и королях, о рассветах, встреченных на горе. Говоришь, говоришь, делаешь шаг назад.. И море, волнуясь, подбирается ближе, чтобы узнать – что дальше.
У меня есть город и двадцать улиц, где, с тобой целуясь, мир находил себя и потом уже не терял. Да и сложно потеряться, если такой сквозь себя пропускаешь свет – что кажется, будто не Алиот, а ты бьешься сердцем Большой Медведицы.

Еще я учусь.

Отвечать на сердитость – заботой, любую работу исполнять в срок, отвечать честно там, где можно и отшутиться. Недоумение заменять восхищеньем перед непредсказуемостью этого мира, не чувствовать неловкости ни от одного «спасибо» - произнесенного ли, услышанного ли в свою сторону.

Видеть синь в черных воронах, свет – в случившемся и случавшемся, вообще замечать во всем силу его и количество. Заблудившимся и отчаявшемся – не дорогу показывать, а учить зажигать фонари, вырабатывая внутреннее электричество.

(с) кит не спи

сокровище

через тысячу лет темноты

снова свет

[...]

столько раз в боях погибал за тебя, 

боясь, что это был последний раз...

но вот опять я держу тебя за руку

и мы идем с тобой под венец [...]
(с) С. Бабкин

одиночество

Когда теряет равновесие

твоё сознание усталое,

когда ступеньки этой лестницы

уходят из под ног,

как палуба,

когда плюёт на человечество

твоё ночное одиночество, -

ты можешь

размышлять о вечности

и сомневаться в непорочности

идей, гипотез, восприятия

произведения искусства,

и - кстати - самого зачатия

Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности

с глубокими её могилами,

которые потом,

за давностью,

покажутся такими милыми.

Да.

Лучше поклоняться данности

с короткими её дорогами,

которые потом

до странности

покажутся тебе

широкими,

покажутся большими,

пыльными,

усеянными компромиссами,

покажутся большими крыльями,

покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности

с убогими её мерилами,

которые потом до крайности,

послужат для тебя перилами

(хотя и не особо чистыми),

удерживающими в равновесии

твои хромающие истины

на этой выщербленной лестнице.

(с) Бродский 1959